Цитата(Дмитрич @ Nov 2 2008, 07:04 PM)

Две песни о поездке в отпуск как из своего опыта так и из опыта друзей. У меня на таможне даже телевизор просвечивали, а экран то не просвечивается. Вопросы дурацкие а он работает и т.д. ... После прохождения таможни, один таможенник вышел и говорит, вот чувствую что ты что-то провез... скажи уже... А я ему, - да, вот смотри и показываю те же часы, браслеты а так же какие-то деньги (в общем всё то же самое что проверяли) что бы позлить... А он, - пошли-пошли... А я ему - хренушки! Штампик то стоит.
10. Я утром с бодуна или Сквозь тернии в отпуск. Часть 1. Я утром с бодуна, здесь засуха большая (1)
Собрал свои манатки, взял Шарп и чемодан
Взглянул на Сейку,-Время!, домй я поспешаю
Мой отпуск начался, трещит мой шарабан ...
http://13rota.ru/index.php?showtopic=113&a...post&p=2337 в подтверждение моих слов песни и пояснений:…Через несколько дней мой Ил-76 приземлился в Ташкенте. Народу на борту было много: начало сентября — сезон отпусков.
Таможенный досмотр служившие и работавшие в Афганистане люди проходили как минимум четыре раза. Прибытие и убытие из страны плюс очередной отпуск. Но некоторые по долгу службы, в том числе и я, делали это гораздо чаще. Держу в руках оставшийся у меня заграничный паспорт и считаю: госграницу я пересекал двенадцать раз! За два года четыре раза летал в Ташкент на различные сборы и в командировки: Ограниченный контингент подчинялся Туркестанскому военному округу.
Загранпаспорт этот я попытался сдать в штабе КБВО, но там принять отказались. Сказали, чтобы я его сдал в дивизии. В отделе кадров дивизии его тоже не приняли: «Отдашь в строевую часть полка». В полку меня отправили обратно в дивизию…
После такой бюрократии решил оставить паспорт на память.
Особых проблем у меня с таможней за время пересечения границы практически не было. В первый раз, правда, отобрали две бутылки водки.
— Не положено, — сказали. — В стране началась борьба с пьянством.
— Да чтоб вы ею захлебнулись! — бросил я в ответ.
Но если откровенно, то, предъявляя вещи к досмотру, всегда немного волновался: вдруг что-нибудь отберут? «Трясли» меня в прямом смысле слова семь раз. Буквально наизнанку выворачивали. Неприятная это процедура, не любил я, когда кто-то роется в личных вещах. Упаковываешь чемодан, упаковываешь, а тут — бах! И все делаешь снова. Таможенникам — это было видно невооруженным взглядом — этот процесс доставлял истинное удовольствие.
В этот последний раз я был абсолютно спокоен, так как ничего запрещенного не вез.
Процедура таможенного досмотра началась (как обычно) с так называемого «отстойника». В обшарпанном зале с дырявым потолком всех прибывших попросили поставить свои чемоданы и баулы в центр, а самим подождать возле стен. Рассказывали, что пару лет назад в этом помещении умер полковник, военный прокурор одного из гарнизонов: сердце не выдержало. Душное помещение с загаженным туалетом таможня называла «зал ожидания». Перед отправкой в Афганистан я однажды ожидал там самолет почти три часа. То ли погода не заладилась, то ли на борту поломку какую-то устраняли. На улицу никого не выпускали, так как мы уже прошли пограничный и таможенный контроль. Действительно чуть не умер!
В зал завели двух служебных собак, каждая из которых была натаскана на определенный наркотик. Первой начала работать немецкая овчарка. Не спеша она обнюхала все вещи и, вернувшись к хозяину, села. Затем к нашему багажу направили лохматую псину непонятной породы. Наблюдавшие за ней люди начали спорить.
— Это лабрадор, — сказал кто-то.
— Да нет, лабрадор крупнее!
К единому выводу никто не пришел. На вопрос, что это за порода, солдат-пограничник не ответил — высокомерно промолчал, отвернувшись в сторону.
— Значит, дворняга, — сказал один из офицеров.
Сев на один из чемоданов, собака вдруг завыла.
— Господи! — опять произнес кто-то. — Я книгу читал, как первобытные люди из волков собак выводили. Первым и главным условием был лай, а не вой. Эта тварь, видно, в обратном порядке развивается. Неужели нельзя было сюда нормальную собаку найти?
— Опаньки! — обрадовались таможенники. — Чьи это вещи?
В гробовой тишине к чемодану подошла испуганная девушка. Оглядываясь то на нас, то на таможенников, она еле-еле проговорила:
— Это какая-то ошибка…
— Забирайте все свои вещи и проходите в специальную комнату для полного досмотра, — приказали ей.
Собака больше работать не хотела, и солдат заставлял ее обнюхивать остальные чемоданы чуть ли не пинками. В конце концов она снова села на один из чемоданов и опять то ли завыла, то ли заскулила. К своим вещам подошел подполковник. В сопровождении таможенников он тоже скрылся за дверью.
У наблюдавших за всем этим, в том числе и у меня, были смешанные чувства. Даже и не знаю, как их выразить. Подполковника и девушку было просто жалко. В то, что они везут наркоту, никто из пассажиров самолета не верил.
Затем мы переместились в другое помещение и, заполнив таможенные декларации, выстроились в очередь у двух эскалаторов. Первым на осмотр я поставил чемодан с землей. Посмотрев на экран телевизора, две женщины-таможенницы, сделав «квадратные» глаза, медленно произнесли:
— Что это за пакеты? В них наркотики?
— Да что вы! — засмеялся я. — Обыкновенная земля с мест боев. Для матерей погибших везу.
— Старший смены! — прокричала одна из женщин. — Срочно сюда!
Теперь в гробовой тишине смотрели уже на меня. Забрав оба чемодана, таможенники предложили «пройтись» внутрь помещения.
— Товарищи! — громко произнес я всем сбежавшимся в комнату свободным от работы таможенникам и пограничникам. — Я не такой дурной, как выгляжу! У меня имеются на провоз земли специальные документы.
— Документы потом посмотрим, а пока откройте чемодан, — приказали мне.
Сверху лежали большой Коран и четыре почти новых паспорта убитых душманов.
— Паспорта действительные, — внимательно просмотрев их, сказал подполковник-пограничник. — Даже виза в Пакистан у всех открыта.
Далее взору предстали «духовские» брошюры, листовки, фотографии и амулеты.
— Вы знаете, что это за эмблема? — ткнув пальцем в украшавшие обложки книг две перекрещенные изогнутые сабли на фоне восходящего солнца, спросил пограничник.
— Конечно, — ответил я. — Это — джихад, священная война против неверных.
— У вас Коран на самом видном месте лежит. Вы мусульманин? В Афганистане ислам приняли?
— Да что вы! Православный христианин!
— А зачем вам столько антисоветской литературы? — опять спросил кто-то.
— Да документы мои посмотрите! Все в Минск везу, для музея афганской войны, — не выдержал я.
— Документы потом посмотрим, — сказал старший смены и, похлопав женщину-таможенницу по плечу, продолжил: — Да, Леночка, премию в размере месячной зарплаты тебе гарантирую и путевку тоже.
— В Сибирь! — не выдержал я.
— Я бы на вашем месте просто молчал, — сказали мне. — Вляпались по самое никуда — и еще огрызаетесь!
— А теперь переходим к главному! — сказал, улыбаясь, главный и достал первый пакет с землей. — Что-то здесь написано, но читать будем потом. Это же надо было так аккуратно все заклеить!
После нескольких движений ножницами на стол посыпалась земля.
— Что вы делаете?! — чуть ли не закричал я. — Как мне все это потом упаковать и до Минска везти?!
— Никуда и ничего вы не повезете. Вас повезут, — ехидно ответили мне.
— Точно земля, — сказал старший, проверив пакеты чуть ли не до каждой песчинки. — Странно! Я был абсолютно уверен, что это наркотики.
— А теперь зачитываю всем, — громко произнес я и достал свои бумаги. — Слушаем внимательно, а потом будем подводить итоги: «Начальнику пункта таможенного пропуска аэропорта «Восточный» города Ташкента. Исходящий номер от такого-то числа, месяца и года. Командование войсковой части полевая почта ходатайствует в содействии провоза через государственную границу майором Шелудковым Игорем Григорьевичем, направленным в распоряжение командующего войсками Краснознаменного Белорусского военного округа для создаваемого музея афганской войны в городе Минске следующего:
1. Земля с мест гибели солдат и офицеров (по просьбе матерей) — 5 (пять) пакетов по три килограмма каждый с указанием координат места взятия земли;
2. Паспорта, захваченные у убитых мятежников, — 4 (четыре);
3. Литература (брошюры) — 16 (шестнадцать);
4. Трофейные листовки — 25 (двадцать пять);
5. Коран — 1 (один);
6. Четки молельные — 3 (три);
7. Фотографии — 43 (сорок три);
8. Амулеты, захваченные у убитых мятежников, — 18 (восемнадцать);
9. Корпус итальянской противотанковой мины «TS-11,5» (без взрывателя и взрывчатого вещества) — 1 (один);
10. Местные деньги — 2 (две) купюры по сто афгани каждая.
Приложение: 1 (один) лист с письмом Шетько Павла Вадимовича (просьба доставить в город Минск афганскую землю и экспонаты для музея).
Командир войсковой части полевая почта генерал-майор А. Учкин. Подпись.
Начальник политического отдела полковник Г. Чистяков. Подпись.
Согласовано: начальник особого отдела войсковой части полевая почта. Дата и подпись».
Особое внимание я попросил уделить гербовой печати дивизии на подписи комдива.
— Она нотариальной силой обладает, — подчеркнул я. — Да и подпись начальника особого отдела КГБ дивизии тоже не хухры-мухры, дорогие мои таможня и погранцы!
— Ладно, продолжим, — сказал таможенник, чуть ли не по буквам прочитав каждую бумагу. — Итак, начнем с земли. Где разрешение санэпидемстанции о том, что она проверена?
— Задачу набрать землю я получил за четыре дня до замены. А за справкой в Кабул лететь нужно. Я бы не успел.
— Это ваши проблемы.
— Да что вы такое говорите? — я еле сдерживал себя. — В Ташкент из Афганистана каждый день несколько самолетов прилетает. Если с обуви всех пассажиров соскрести землю, то десять таких пакетов наберется. Это же святое! Матери погибших просили. Для них это хоть каким-то утешением будет!
— Ничего не знаю. У нас тоже приказы имеются и свои бумаги. Не положено! Далее у вас написано: паспорта, четыре штуки. Они действительны, и мы обязаны их изъять.
— Ладно, согласен. А дальше?
— Дальше у вас написано: брошюры, шестнадцать наименований. Во‑первых, это антисоветская литература, а во‑вторых, каждая из них должна быть подробно расписана. Название, количество листов и так далее. У вас в Афганистане переводчиков нет? Все это мы обязаны у вас забрать. Акт об этом вам подготовить?
— Ничего мне не надо!
— До свидания!
Вышел я из помещения с пустым чемоданом на колесиках. Его мне подарили на прощальном вечере офицеры моего батальона. Это был достаточно дорогой по тем временам чемодан производства Индии, в шутку его называли «мечта оккупанта».
«Ничего себе оккупант — с пустым чемоданом», — подумал я.
Только на улице вспомнил, что таможенники забыли проверить мой второй чемодан, а там был корпус от мины (его потом отдал в музей Военной академии, где он находится и поныне).
Сколько лет прошло, пора бы все забыть, но до сих пор вспоминаю тот таможенный досмотр со злостью. Как будто это было вчера.
На остановке встретил девушку и подполковника, которых тоже подозревали в контрабанде наркотиков. Земляками оказались! Девушка-телефонистка была из Слонима, а подполковник — начальник химической службы из Гродно. Как тесен мир!
— Нас до нижнего белья раздели и стенки чемоданов простукивали, но, естественно, ничего не нашли, — сказала девушка.
— А хоть извинились? — поинтересовался я.
— Да что ты! — ответил подполковник. — Просто сказали, что собака ошиблась. Этот «двортерьер», оказывается, очень часто путает резину и наркотики. Я для племянниц три пары тайваньских «мыльниц» с подсветкой на батарейках вез. Вот псина и среа-гировала.
— У меня тоже «мыльницы» были, — добавила девушка.
Втроем мы пошли отметить наше возвращение в СССР в ресторан, а после не расставались до Минска. Больше я этих людей, к сожалению, не видел. В гражданском аэропорту Ташкента меня с пустым чемоданом никто бы не понял и я загрузил его дынями. Какая это была прелесть — они благоухали даже неразрезанные!
Оговорюсь: ни в коем случае не хочу оскорбить таможенников. В абсолютном большинстве — это были честные и порядочные люди, выполняющие важнейшую государственную задачу. Сколько ими контрабандистов задержано, сколько ценностей благодаря им осталось на Родине! Но на ташкентской таможне большинство сотрудников таковыми не являлись. Это не только мое мнение. Написав эту статью, я показал ее нескольким «братьям-афганцам»: «Да они наше человеческое достоинство унижали, а ты им хвалебную оду пишешь. Жестче надо было в несколько раз написать», — ответили почти все и привели мне несколько случаев вымогательства и взяточничества. Честно говоря, я такого не помню и решил описать только то, что видел сам. Когда я в первый раз приземлился в Ташкенте и увидел местную милицию, то был удивлен. Почти все были узбеками. А город-то был интернациональный. Таможенники же — наоборот — были все русскими. Как бы ни говорили в то время про дружбу народов, на национальных окраинах к русскоязычному населению иногда относились довольно прохладно. Взять бы да объединиться, помогать друг другу! Ан нет! Каждый, как говорится, «умирал» в одиночку. Ташкентских таможенников «афганцы» не просто не любили — их ненавидели. Они нам платили той же монетой. Очень мало из нашего брата народу найдется, кого они хоть как-то да не обидели.
— Ненавижу всех! — говорила одна таможенница другой. — Деньги лопатой гребут, дефицит по дешевке тоннами перевозят, в «Березке» отовариваются!
…А вот, образно говоря, «зарисовки с натуры». Капитан с двумя нашивками за ранения (желтая — тяжелое, красная — легкое) предъявил к осмотру чемодан. Я только в Афганистане узнал, что ранение в голову в основном засчитывается как легкое, а в ногу, например, как тяжелое. Мол, если не можешь идти вперед, так это плохо, а если башка от контузии перестает соображать — не так уж и страшно.
Таможенник показал капитану на экран телевизора:
— Это утюг?
— Совершенно верно.
— А зачем он вам?
— Гладить буду. Что за вопросы?
— А что — в Афганистане утюгов нет?
— Есть.
— А почему там не купите?
— Там утюги только японские. Они половину моей зарплаты стоят, а этот утюг из дома, старенький. Там его потом и оставлю.
— Слышишь, Николаевич, — обратился таможенник к соседу по линии, — что за люди! Двести пятьдесят чеков ежемесячно на руки получают, и пятьсот рублей им на книжку кладут, а они в Афганистан всякую ерунду везут. Какая жадность! Открывайте чемодан. Вот вам отвертка. Утюг придется разобрать.
— Не понял. Зачем? — возмутился капитан. Было видно, что он уже выходит из себя и может запросто в худшем случае заехать таможеннику по морде лица или сказать что-то вроде того, что в Афгане он бы его в первый день списал на боевые потери. Но этого было делать категорически нельзя. Оскорбление людей, которые находятся на государственной службе и при исполнении служебных обязанностей, чревато серьезными последствиями.
— На оперативном совещании нам довели, что за последний месяц внутри утюгов дважды пытались провести запрещенный груз. Один раз — драгоценности, второй — наркотики.
— А это в Ташкенте было? — поинтересовался капитан.
— Точно не помню, но один раз, кажется, во Владивостоке, а второй — в Бресте.
— Так кто же в Афганистан наркотики везет? — снова поинтересовался хладнокровный капитан.
— Открывайте, открывайте…
За этим наблюдала вся очередь. Офицер, немного подумав, сказал:
— Не буду. Вам надо, вы и открывайте. Разбирайте утюг, только потом собрать не забудьте. И сложить все, как было, тоже.
— Товарищ капитан! Не забывайтесь. Вы обязаны открыть чемодан и делать то, что я говорю.
— Я обязан только представить свои вещи для досмотра. Это сделано.
Таможенник вызвал майора-пограничника.
— Пройдемте!.. — строго приказал он.
Стоявший сзади мужчина достал удостоверение и представился пограничнику:
— Полковник КГБ. Немедленно прекратите этот спектакль. Хватит издеваться над людьми. Если вы хотите неприятностей, то я вам их устрою. Мне ваша сверхбдительность уже надоела. Или проверяйте вещи сами, или пропускайте.
Капитан был пропущен без досмотра. Вмиг осмелевшая очередь стала говорить таможеннику то же самое. Всех пропускали без обыска.
Еще одна «зарисовочка» и тоже со счастливым концом.
…Подполковник поставил свои вещи на эскалатор.
— Открывайте чемодан, — сказал таможенник.
Весь чемодан был забит сигаретами с фильтром «Ростов» в твердых пачках.
— Вы знаете, что через границу можно провозить только двадцать пачек? — спросили его.
— Нет, я вообще-то в первый раз еду. С Дальнего Востока, а там, что можно, а что нельзя, и спросить было не у кого.
— Это — контрабанда. Оставляйте, что положено, а остальное мы конфискуем.
— Понимаете, — ответил подполковник, — я — заядлый курильщик и курю с детства только эти сигареты. Я сам из Ростова. На Дальний Восток мне их родители в посылке ежемесячно высылали. В Афганистан я взял их для себя, не на продажу. Пожалуйста, разрешите.
— Не положено. Не задерживайте очередь.
Люди, стоявшие рядом, заулыбались. Мы думали, что таможенники знают буквально все. Наши зарплаты, цены на все товары в военторге и в дуканах, но в сигаретах, как оказалось, «не шарят». В боевой обстановке выдавался офицерский доппаек, в который, кроме сгущенки, сахара, печенья, консервов, входили еще и сигареты с фильтром «Ростов» в твердой упаковке. Пачка в день. При необходимости — хоть две. Договаривайся с некурящими — и нет проблем.
— Да не расстраивайтесь, товарищ подполковник, — сказали сразу же несколько человек, — в Афганистане вашим «Ростовом» все склады завалены. При желании можно докуриться до того, что дым из ушей пойдет. Оставляйте таможеннику сигареты. Пусть премию за очередного контрабандиста получит.
Все громко рассмеялись.
— Ладно, проходите. Я ничего не видел, — тихо произнес таможенник.
Но это еще «цветочки». Были еще и «ягодки». Примечательно, что в Афганистане нельзя было получать и отправлять посылки в СССР. Да что там посылки! Обыкновенную телеграмму отправить было невозможно. Но этот вопрос был отработан. Приезжаешь на аэродром, даешь летчику пять чеков, и в этот же день телеграмма из Ташкента уже «летит» по адресу. Ни разу не подводили! Посылки отправляли через знакомых, которые убывали в отпуск или командировки. Такие передачи были категорически запрещены, и таможня за этим строго следила. Один из бестолковых старших лейтенантов, убывая в отпуск, получил задачу от командира полка, своего комбата, ротного и пары сослуживцев отправить им домой посылочки для родственников. Там была всякая ерунда — «шмотки», обувь, безделушки и косметика. Все содержимое старший лейтенант разложил по пакетам, в которые всунул листы с адресами. Конфисковали все. Слава богу, это был отпуск, и по возвращении из него офицеру все вернули. А если бы в его загранпаспорте стоял штамп «возвращается в СССР», то все было бы конфисковано безвозвратно. Десятки таких случаев. А вези он не ширпотреб, а дорогие вещи, например, магнитолы или часы?.. Как потом в лицо товарищам смотреть?
Обходные пути были всегда. В самолете находились командировочные офицеры, которые были налегке. Лишние вещи раздавали им, а по прохождении досмотра получали обратно.
Количество дефицитного товара, разрешенного к провозу, было строго ограничено. Джинсов и рубашек можно было взять в Союз не более трех. Часов тоже. Магнитол — две штуки, однокассетник и двухкассетник. До сих пор не пойму, откуда взялись эти нормы. Если у меня были деньги, то почему я не имею права взять с собой четверо часов для своих родственников?
— Это вы на продажу везете, — объясняли нам, — строжайше запрещено.
В Советском Союзе в то время был большой дефицит многих товаров народного потребления, в том числе одежды и радиоаппаратуры. О том, что офицеры везли вещи на продажу, я что-то не припомню. В основном этим занимались прапорщики и вольнонаемный гражданский персонал. Тоже неясно, почему, например, прибывшая в Афганистан женщина-служащая не могла по возвращении в Союз сдать кое-какие вещи в комиссионный магазин и хоть немного улучшить свое материальное положение? Почти все женщины, работавшие в Афганистане, были одинокими или разведенными.
Наш народ не был избалован изобилием в магазинах, всегда был чересчур доверчив, и афганские торговцы-профессионалы это быстро поняли. «Лохотрон» заработал на полную катушку. Например, все массово скупали типа японские магнитные браслеты. Дуканщики твердили, что они хорошо помогают от давления. Все верили. Горная смола мумие вообще ставилась в ранг лекарства-панацеи от всех бед. Этот товар конфисковывался с особым рвением. Количество браслетов ограничили тоже до трех штук на человека.
Парадокс! Через два года после вывода наших войск из Афганистана аналогичный товар на продажу наши челноки везли из Турции в неограниченном количестве!
Если таможенники замечали аудиокассеты, то их внимательно прослушивали. Не дай бог там записи популярных в то время в Афганистане самодеятельных ансамблей «Каскад» и «Голубые береты» или песни эмигрантов Михаила Шуфутинского, Вилли Токарева и Любови Успенской. Еще и воспитывали: как вы можете слушать такую похабщину! А через год фирма «Мелодия» выпустила диски с их песнями. Дурдом какой-то! Фотографии с разбитой техникой, ранеными и убитыми безжалостно изымались. Но чтобы быть объективным до конца, надо отметить: большинство команд на изъятие на таможню поступало из штаба Туркестанского военного округа.
// Таможня добро не дает Подполковник запаса ИГОРЬ ШЕЛУДКОВ
Начало
http://vsr.mil.by/2012/08/22/tamozhnya-dobro-ne-daet/Окончание
http://vsr.mil.by/2012/08/23/afganistan-ne...-dobro-ne-daet/