Зима в Песочном, биатлон по-финиковски Опции

[Евгений Лысов]

Остались отрывочные воспоминания.
Если не ошибаюсь:
- 3 курс
- окружные соревнования
- 20 км (или 10?) по лесу с последующей пальбой из АКМ
Особенно запомнилось питание на свежем воздухе из походных кухонь. столы из снега, сливочное масло в виде окаменевшего солидола
и улыбающаяся чёрная обгорелая физиономия Юрки Белоусова (это он походную кухня растапливал).
А ведь ещё кого-то било током, а спали как - на полу вповалку.
Кто что вспомнит?

[Дмитрич]

Вот командою взметен,
Наш курсантский батальон,
Здесь, братишка, мы с тобой
По лыжне неслись, как в бой.
Километр за километром,
На «дровах», вдогонку ветру,
В тишине ремни скрипят,
Нежно «звончики» гремят.
Зимний лес студен и светел,
Вот и финиш уж заметен,
За спиною автомат,
А на финише – комбат.
Лопнула от стужи ветка,
Зубы стиснув, уж без сил,
Валишь ты мишени метко,
Ты дошел, ты – победил!

Автор курсант НВВПОУ А. Ворошень

Это была знаменитая лыжная гонка на 20 километров с боевой стрельбой на приз газеты «Красная Звезда»! Соревновались подразделения ВУЗов Министерства обороны СССР. Это тебе не «трёшка» и даже не «десятка»! Это полноценные двадцать километров по заснеженной пересечённой местности, когда скудные курсантские калории сгорали уже на первых километрах, лишая их организмы энергетическими запасами, которые после «щедро» пополнялись командованием в виде стакана сладкого чая на финише, да стакана молока с двумя печенюшками в столовой. Что знают об этом биатлонисты? Да, биатлон – это детский садик в сравнении!

Бежали все на равных, и сибиряки, и представители «южных кровей», подбадриваемые издёвками типа, «ну что, джигиты, оседлали лыжи уже»? Альяру лыжня давалась с трудом. Он даже изображался в ротной сатирической газете, где он на лыжной палке с головой коня, лихо скакал по сугробам. Да что они там знают о джигитах!..?

Что об армейских лыжах, так их вполне справедливо именовали «дрова», ибо это были просто две деревянные доски с загнутыми вверх носами, совершенно не желающие скользить, чтобы смекалистые курсанты не придумывали с ними вытворять: ни натирать разными хитрыми составами, ни жечь паяльными лампами…

Бегали в мороз, ноги примерзали к портянкам, обмораживались, мужское «достоинство» (как отразил в своих мемуарах «Мы были курсантами» А. Ворошнень) от мороза скукоживалось до микроскопических размеров и втягивалось куда-то внутрь, практически исчезая, прячась, таким образом, видимо, от мороза! Их кто-то иронично нарёк «звончиками». Молодые курсантские «биосистемы», по каким-то странным законам эволюционного выживания, совершали невозможные вещи! Примечательно и то, что ни кто не болел ни гриппом, ни простудой. Этот «клин» выбивался «клином».

Тогда, на финальном забеге, его взвод стартовал в разбушевавшуюся белую пургу леса последним, а остальных сняли из-за стихии! Альяр бежал, думая только об одном – не потерять лыжню, заметаемую нещадно пургой в этом сибирском лесу, не потерять из вида впереди идущего в этой сибирской пурге. Тогда были только «дрова», лыжня и спина товарища впереди. Через это, казалось, проходил единственный путь в будущее. Вот бы уснуть, забыться и проснуться сразу уже, хотя бы через несколько часов в тёплой казарме, шлёпающим фиолетовыми раздутыми обмороженными пальцами по обжигающему своей контрастной комнатной температурой казарменному полу! Но мечты, мечты, а реалии, вот они – пурга, бесконечная лыжня, бесчувственные ступни, примёрзшие к подошве, бесчувственные пальцы на руках, автомат за спиной, иней на ресницах и губах, металлический привкус крови во рту…

Вдруг в снежном тумане нарисовался УАЗик. Полковник в папахе остановил заснеженного курсанта, положил ему руку на плечо.

– Пей, сынок! – он протянул железную кружку с какой-то пахучей алкоголем жидкостью.

– Что это? – удивился Альяр.

– Пей, не спрашивай, – буркнул полковник.

Альяр выпил горьковатую жидкость. Глотку обожгло. Сразу стало легче… Сугроб, ещё один, холм вверх, холм вниз, стволы берёз, бесконечная лыжня всё убегала вперёд, неуклонно приближаясь, всё же, к финишу! Но вот, где-то на пятнадцатом километре, одна лыжа «джигита» сломалась. И остальной путь до финиша Альяр отчаянно шёл на одной, вспоминая, усмехался про себя в усы из инея, картинку из ротной сатирической газеты. Он утопал второй ногой по колено в снегу, автомат за спиной примёрз к обледенелому «ПШ»[167], издающему хруст, если свести лопатки. К финишу приближались не люди, зомби, едва передвигая ноги. Некоторые падали и ползли к финишу, словно «восставшие мертвецы», глотая сопли и харкаясь кровью! Медики совали в носы теряющих сознание нашатырь… На этом пути к финишу всем уже было глубоко наплевать на «увалы», поощрения и угрозы, наплевать было на всё! Только бы дойти и упасть на огневом рубеже!

– Давай, сынок! – из кучи «шишек», толпившихся на финише, отделилась фигура какого-то генерала, наверное, начальника ГлавПУРа, он помог заиндевевшему Альяру, вытащить из-за спины примёрзшее оружие… Глухие щелчки автоматных одиночных выстрелов по мишеням, утопающих в пурге, расплывающихся в глазах из под мохнатых, покрытых толстым слоем инея ресниц…

Они победили тогда! Несмотря ни на что!..